Иван Грачев - Город мертвецов и другие истории (сборник)
Я откинулся к стене, но бачок помешал и по помещению и его кафельным стенам пронесся противный скрип сантехники. Посмотрел на запись и зачирикал ее до полной невидимости, после чего вырвал лист целиком, не жалея даже вчерашние записи.
Я делаю их не для того, чтобы сохранить «на будущее», не для того, чтобы посмеяться над «прошлым собой». В этих записях я пытался выудить того человека, кем я был некоторое время назад. Нужен ли он сейчас? Не уверен.
Но он хотя бы мне нравился.
Времяпрепровождение сводилось к обычному рабочему дню – распорядок, который волей-неволей складывался из массива всех действий, что в совокупности не отличало мою «идеальную работу» от всего, чем приходилось заниматься ранее. Какая разница, чем заниматься – продавать сомнительную технику, впихивать в прокат и в продажу диски с отвратительными фильмами такого же качества – все равно время аккуратно разделяется на периодично выполняемые действия.
Вышел из дома – две минуты сорок шесть секунд до автобуса, который довезет меня до «пункта переодевания» за семнадцать минут, плюс-минус две, в зависимости от обстановки на дороге. Да, у нас есть свой пункт переодевания, который, судя по всему, предназначен не больше чем на пять человек, судя по вечно пустым помещениям. Только унылый охранник, растерявший былую армейскую выправку, вечно провожал взглядом, следя, чтобы никто не задерживался.
Итак, я отвлекся.
Когда я выхожу из невзрачной двери в одном из узких дворов с постоянным запахом плесени и органического мусора, на часах «9:55». Пора приступать к работе. Один из классических маршрутов: три минуты сорок секунд до перекрестка (этот результат выработался не сразу, а лишь после того, как я научился не заблуждаться в неожиданных поворотах домов игривого Петербурга); после этого, я жду от пятнадцати до сорока секунд, пока не загорится зеленый человек с цифрами «0:26» под ногами. Забавно, что вечером времени пешеходам дают ровно вдвое меньше, словно намекая на то, что вечером нужно либо сидеть дома, либо в баре.
Потом, на трамвайной остановке, тешу себя созерцанием городской толпы во время затишья, небольшого антракта перед «Часом пик». Поездки в транспорте всегда происходят и одинаково, и по-разному одновременно. Я всегда еще тот же «бомж», вечно игнорируемый, но бесконечно требующий внимания, готовый вырвать его у тех, кто не по нраву, но с другой стороны…
Вид из окна никогда не перестает удивлять уникальностью происходящего. Это и вечные «секундные происшествия», которые словно выстраиваются в ряд, чтобы пролететь мимо за мгновение: аварии, драки, встречи влюбленных или концерты нищих; и абсолютно разные погодные явления в линзе окна, через которое я смотрю на мир своим «объективом».
Все образы – лишь чернильные каракули для моего мозга.
Я увидел старушку случайно, всего лишь открыл глаза во время одного из «сонных перегонов», но сразу узнал ее, как в первый раз, когда она оглядывалась, записывая что-то.
Она чуть ли не во весь голос кричала на одного из пассажиров, плотного парня, лет двадцати восьми, который сидел напротив нее и молча глядел в сгусток пустоты перед собой. Спросонья, я понял лишь то, что он никак не хотел уступить место девушке, стоящей по соседству. Что удивительно – и он, и она были красными, как два рака, не сговариваясь, ни дать ни взять – пара старых знакомых; их обоих уже достало творившееся представление, хотя девушка была слишком скромна, чтобы что-то сказать, а парень притворялся слушающим музыку, хотя по его «открытым» наушникам и алому оттенку лица я понял, что старушка его раскусила.
– Да вы посмотрите на него! Свои эти… штуки напялил на уши и сидит! Это ж надо, девчонка совсем тощая и бледная рядом стоит, устала, а этот! Тьфу… Что за молодежь-то пошла?! Вроде здоровый амбал, а мозгов-то!
Ее небольшая элитная «армия» подобных, противных клонов-старушек даже не успевала вставить хоть одного слова, ведь она слишком рьяно поносила свою жертву, что превосходило какие-то внутренние критерии «помощниц». Складывалось впечатление, что только она одна была готова идти до победного конца, пока парень не поднимется наконец со своего трона, чтобы или уйти с поражением, или зарядить «обидчице» в самую середину мишени лица.
Я решил немного позабавиться и подошел к точке боевых действий. Забавно, и ухом, и телом сразу же ощутил, как все вокруг замолчали, позволив звуку мотора вторгнуться в салон с удвоенной силой. Даже воинственная бабуля затаилась, не зная, чего от меня ожидать, но ее лицо выражало скорее предупреждение, чем удивление.
– Эй, дружище, ты посидел? Дай другим теперь! – я постарался произнести это как можно увереннее, чтобы мой вид не давал повода посмеяться, хотя заспанный я вовсе не был грозен на все сто.
Я поймал острый взгляд раздраженных глаз этого «товарища», он будто взывал: «Ну неужели и ты туда же!?»
Но я был неумолим, я наклонился почти к самому его лицу, до тех пор, пока гримаса отвращения, как по команде не приняла очертания, подходящие моменту. Посмотрев в его глаза, я повторил:
– Дай другим посидеть.
– Или что будет? – спросил он, давая понять, что наушники были лишь бутафорией.
Я и сам не думал о том, что будет, пока автобус резко не затормозил.
В Питере всегда нарушают правила дорожного движения. Это стало нормой, причем, не только для пешеходов, но и для водителей любого транспортного средства. Это как привычка курить для большинства – можно искоренить только самыми радикальными методами, которые не интересны, ведь так приятно немного навредить организму!
Очевидно ведь, почему мы все, не исключая меня, переходим улицу в неположенном месте, удивляясь «А как же можно иначе, машин-то нет?», перебегаем на крысный, просим остановить транспорт чуть ли в центре перекрестке, под атакой проезжающих автомобилей…
В этот раз дорогу переходил парень с бородой и в больших наушниках, я успел заметить его в большое лобовое стекло кабины, которое было видно даже из центра автобуса. В этот момент я находился в свободном падении, поэтому заняться больше было нечем. Время не остановилось, все произошло за секунду, как и положено, вот только я успел заметить удивительно много за эту секунду. Как этот парень испугался, увидев автобус в пятнадцати сантиметрах от лица, как мой «соперник» смотрел на меня, еще не успев поменять выражение лица на отвращение или гнев, молчаливые старушки, которые… Да это и само по себе было событием!
Но секунде было предназначено судьбой подойти к концу, выкинуть меня прямо на «крепыша». На нем красовалась джинсовая жилетка, поверх синей футболки с дешевым китайским принтом, обрезанные джинсы и кожаные ботинки. В общем, при ближайшем рассмотрении внешний вид не предусматривал положительного исхода событий.
То ли состояние еще не отпустившей сонливости, то ли съеденная накануне продовольственная макулатура, в виде беляшей, чебуреков и т. д., а может и выпитые вчера дешевые коктейли… Для меня осталось загадкой, почему меня вырвало на его красивые кожаные ботинки.
Они были черными, с интересным вкраплением красного цвета на подошве и вокруг шнурков, и вот – на них противная болотного цвета жижа с кусочками.
– Фуууу, бл….
Он ругался неистово, громко и отвратительно, заворачивая слова в такие обороты, от которых становилось дурно. Надо ли добавлять, как высоко он подскочил, прямо как модные нынче пластиковые ракеты с воздушной тягой.
Организм мой был подобен водовороту, он засасывал самого себя вовнутрь, в бездну, в черную дыру, а вот в душе я радовался, хотя понимал – сейчас не будет времени лучше, чтобы уйти. Старушка-зачинщица как раз собиралась выходить, оставалось осторожно выскользнуть из автобуса, чтобы она не заметила. Почему-то сразу захотелось прогуляться за ней инкогнито, странное чувство ритмично сообщало о чрезвычайной важности этого действа.
– Куда это ты собрался?! – воскликнул голос за спиной. Он был знаком, только искажен срывом, истерикой.
Конечно, это взвизгнула «моя жертва», и, видимо, он желал отмщения за свою обувь. Когда я развернулся, чтобы нелепо извиниться, то сразу получил кулак в лицо. Вот так, сюрпризом – ррррааз! и прямо в нос. Пока падал, даже успел потрогать его, чтобы убедиться, что не сломан. Да уж, кто-то явно на моей стороне, что за всю жизнь так и не сумел повредить свою носопырку.
– Черт, дружище, я же извиниться хотел! – со смехом ляпнул я.
Почему со смехом? Вы не поверите, но у меня почти всю жизнь была такая по-детски дурацкая реакция на боль, полученную в драке. В каждый раз это вызывало неоднозначную реакцию у оппонента. Так случилось и сейчас.
– Ты что творишь? Я же не специально! – я продолжал идти на него, восклицая своим искусственно хриплым голосом, не переставая ржать.
